Вопросы к круглому столу
«Личное свидетельство в актуальных медиа: объективная информация в мире блоггеров»
12.00-13.30, 29.06.17
- Насколько часто вы обращаетесь к личным историям (рассказам от первого лица) в вашей работе и с какими целями?
- Не кажется ли вам, что личных историй вокруг стало слишком много? Что нам сегодня не хватает не личной истории, а, наоборот, объективной журналистики? В целом – уживается ли объективность с персонализацией в журналистском тексте и журналистской работе, когда и у журналиста должна быть «личная история»?
- Кто имеет право на рассказ от первого лица? Традиционные медиа всегда формировали иерархию спикеров, допускали или не допускали субъекта к говорению. Кто в вашем медиа говорит от первого лица?
- Возможно, следует разделять личную историю как материал для работы журналиста и личную историю как обработанную и опубликованную. Уместно ли такое разделение?
- ЛИЧНАЯ ИСТОРИЯ КАК МАТЕРИАЛ: Устному свидетельству доверяешь не так легко, как тексту: когда люди говорят, ты понимаешь, что это неточно, фрагментарно, нечетко. А когда человек пишет в соцсетях и на это можно сослаться, мы относимся к личному свидетельству как к тексту; публикация объективирует личное свидетельство. Рефлексируете ли вы это? Как вы с этим работаете? Допускаете ли «ссылки на соцмедиа» как объективные свидетельства действительности? В каких случаях такой подход уместен, а в каких неприемлем?
- Взглянем на ту же проблему с другой стороны. Когда человек рассказывает о себе, он выделяет фрагменты, важные для него самого. А журналисту нужна более гладкая, «нарративная» история. Как вы боретесь с фрагментарностью личного нарратива? Допускаете ли реконструкцию от себя? Домысливание? Опору на сторонние свидетельства? Говорите ли с людьми, знающими протагониста? Что-то еще?
- Какие еще этические ограничения существуют в работе с личными историями? Скажем, понятно, что работать с личными историями детей практически невозможно, но в последние годы, к сожалению, мы часто сталкиваемся с детскими свидетельствами из сообществ беженцев и людей, переживших катастрофы. Эти свидетельства подкупают искренностью, но рассказывают только часть реальности, они не отрефлексированы. Часто и личные свидетельства взрослых бывают очень односторонними, даже политически односторонними… что с этим делать?
- Бывало ли такое, что вы сталкивались с попыткой навязать вам личную историю? Манипулировать журналистом при подготовке текста? Кто и почему это делал?
- ЛИЧНАЯ ИСТОРИЯ КАК ТЕКСТ: Что заставляет читателя верить в личную историю? Когда ты видишь по телевизору говорящего человека, ты ему веришь априори. А что заставляет верить в печатную версию?
- Какие особенности имеет репрезентация личных историй в ваших изданиях? как они соотносятся с другими типами журналистских материалов (репортажем, аналитикой и т.д.)? стало ли в последнее время личных историй больше в вашем СМИ?
- Личная история всегда индивидуальна. В каких случаях такая история должна быть уникальной, а в каких – типичной? Скажем, история Биби Аиши, девушки, которой муж-араб отрезал нос, была историей личной трагедии, но и знаком социального феномена, культурной традиции. Стремитесь ли вы к типизации личной истории?
- Можно ли назвать личным нарративом реконструкцию жизненной истории человека с вкраплениями его интервью или личных высказываний – в стиле «Каравана историй»? Или в этом есть что-то… фейковое?
- Традиционные жанры высказывания от первого лица – интервью, выступление эксперта, колонка, которую уже тоже можно назвать традиционной, – как они сегодня меняются? И появляются ли новые форматы личного нарратива, новые жанры? Связано ли это с ростом мультимедийности?
- Сегодня существует новое направление – narrative journalism – как часть digital storytelling. Что вы о нем знаете? Используете ли его наработки?
Вопросы к круглому столу
«Личное повествование в педагогической коммуникации»
14.30-16.00, 29.06.17
– Преподавание истории литературы и личное повествование. Чем ценна – и чем трудна – последовательная проблематизация субъектной структуры литературного текста, а также, в связис этим, субъектности участников образовательного процесса (учащихся, учителя)?
– Личный нарратив в музейных практиках: как и почему усиливается его роль с переориентацией музейной работы на коммуникативную модель?
– Какие формы работы с личным документом продуктивны в гуманитарном образовании? Как может быть максимизирован познавательный и воспитательный эффект этой работы?
Вопросы к круглому столу
«От архива к биографии: исследовательские и публикационные практики»
16.30-18.00, 28.06.17
– Кому принадлежит наследство писателя/художника? Как распределяется ответственность между архивистами и наследниками? Изменились ли практика или этические стандарты работы с архивами в постсоветское время?
– Менялась ли практика написания биографий (в частности, биографий творческих личностей) за последние 20-30 лет? Меняются ли читательские предпочтения (в пользу биографий или в пользу первоисточников – дневников, записных книжек и т.д.)? Сказывается ли в этом влияние новых технологий? или бурная общественная реакция на архивные публикации в начале постсоветского времени (например, на публикацию архива М.И. Цветаевой)? или растущее недоверие к журналистам?
– Сказывается ли на биографических исследованиях и письме давление книжного рынка, вкусы и предпочтения массовой аудитории?
– Влияет ли «культ» междисциплинарности в академическом мире (и в целом расширение контактов между филологией, историей, лингвистикой, этнографией) на биографические исследования и биографическое письмо? на издательские практики?
