XХI гуманитарная летняя школа
…закончилась, оставив редкое по ценности ощущение: что мы предприняли вместе нечто важное, нужное и в нужное время.
Абстрактная для большинства идея “творческого письма” прибрела контур реализуемого проекта. Проект осознан как возможность взаимодействия, между людьми и между университетами – поверх (или подниз) приступов ревности, какой мучаются конкурирующие столичные институции, поверх (или подниз) различий в условиях работы московско-питерских и региональных вузов.Из преподавателей все были прекрасны и каждый по-своему: Christopher Merrill и Maureen Freely, Майя Кучерская (Maya Kucherskaya) и Андрей Аствацатуров, Екатерина Лямина, Alexandra Bazhenova-Sorokina, Alexey Vdovin. Тактично помогала развертыванию дискуссий Диана Немец-Игнашева (Diane Nemec Ignashev), умелый посредник между культурами и медиумами (литературы и кино). Из участников кто был речистее, кто молчаливее, но практически все вопросы и реплики были точны и неожиданны, проникнуты живым интересом. Орг-решение, которое исходно нам самим казалось рискованным, – планировать профессорский монолог на 40-45 минут плюс ЧАС на его обсуждение, – оказалось залогом успеха: на обсуждение, как правило, еще и не хватало времени!
И такая вот получилась крутая питательная среда: она приняла в себя очень разные элементы и привела их в состояние “взвеси”, продуктивного взаимодействия.
Среди участников циркулировал, к сожалению, еще и какой-то банальный вирус, – все лечились, заботливо передавая друг другу лекарства, но никто не выпадал из процесса. Когда после ужина (и полного дня работы!) мы приступали к вечернему мастер-классу, или кинопросмотру, или “мозговому штурму”, я опасливо косилась на окружающих, ловя в лицах признаки усталости. А читала – ожидание и предвкушение.
Словом: МАССА интересных моментов “случилась” и требует дальнейшего осмысления. Постараемся эти инсайты собрать “в кучку”.
Вот например: меня в очередной раз поразил “идеализм” американских коллег по контрасту с российским (не высказанным, скорее подразумеваемым) скепсисом. Крис и Морин ассоциировали уроки творческого письма с поиском себя и открытием другого, с развитием нравственного воображения (moral imagination). Российская сторона, за исключением, кажется, Андрея Аствацатурова, акцентировала скорее возможность овладеть совокупностью формальных приемов, обеспечивающих увлекательность и привлекательность (т.е., по-настоящему, «товарную» ценность) текста. Американцы, ДАВНО привычные к насквозь-рыночному контексту творчества, видели задачу уроков письма не в освоении эффективных жанровых формул и “законов” рыночной эстетики, а в поиске путей преобразования рынка путем создания новых аудиторий и новых видов культурного спроса. Это тоже прагматизм, но более последовательный и радикальный: убежденность, что контекст столько же производит нас, сколько мы производим контекст. Не то, чтобы такая убежденность чужда русской культуре (такое суждение, кстати, высказывалось), – просто нам ее недостает на этом этапе…
Т.Д. Венедиктова
Заведующая
Кафедрой общей теории словесности.