Круглый стол “Секрет «атмосферной» прозы, или Поворот винта от Генри Джеймса”

Кафедра общей теории словености продолжает серию “молодежных” круглых столов, на которых обсуждаются классические литературные произведения и их различные адаптации. В рамках этой серии уже прошло два круглых стола: Молодой Чехов. «Драма на охоте»: Жанровый эксперимент и его продолжения в кино (27 ноября 2023 г.) и «Никто не знает, как об этом рассказывать»: Хулио Кортасар в диалоге с Микеланджело Антониони (18 марта 2024 г.). В центре внимания грядущей дискуссии – классичесая повесть о привидениях от Генри Джеймса.

 

«Поворот винта» (The turn of the screw, 1898) Генри Джеймса – едва ли не самая знаменитая в мировой литературе история о привидениях. Большой мастер написал ее ради денег, но потом оттачивал как шедевр, — считал свою повесть «безделушкой, рассчитанной на непростодушного читателя», но сам пугался, когда перечитывал.

Повесть Джеймса, как и ее многочисленные адаптации для экрана и сцены (кино, сериалы, даже опера), обладают мощным «эффектом атмосферности»: как будто ничего не происходит, но нам сообщается ощущение тайны, постепенно усиливающегося напряжения, подстерегающей опасности, ужаса. Дочитав последнюю строчку, досмотрев последнюю сцену, мы очарованы и обескуражены разом, поскольку не понимаем вполне, что это было, и было ли? или только казалось? если казалось, то кому?

Прекрасный повод задуматься над секретами «атмосферного» текста, т.е. над тем,

• как такой текст вовлекает и удерживает воображение читателя
• как в нем моделируется и передается опыт столкновения с неизвестным, загадочным, опасным
• какие элементы киноязыка помогают передать «атмосферу» в экранизациях (в разных – по-разному?)
• чем работа зрительского воображения похожа или не похожа на работу воображения читательского

Список вопросов примерный и может быть расширен за счет вашего читательского опыта.

В коротких – на 5-7 минут – сообщениях участники круглого стола поделятся тем, в чем было интересно разобраться им и что может быть интересно всем.

Формат мероприятия смешанный – возможно очное и заочное участие. Для получения онлайн-ссылки на круглый стол необходимо зарегистрироваться.

 

ПРОГРАММА

 

Т.Д. Венедиктова, д.ф.н., проф. (МГУ им. М.В. Ломоносова) О жанрах «книжного» разговора

Пролог

И.В. Головачева, д.ф.н., проф. (СПбГУ) Сколько поворотов?

П.Ю. Рыбина, к.ф.н., доц. (МГУ им. М.В. Ломоносова) «The air in which we move»: атмосферность и медиа

 

Акт 1.
Пороги, границы, перемены состояний: где и как атмосферность родится?

Емельянова Софья (МГУ им М.В. Ломоносова) Кто запускает вечный двигатель? Выразительность пролога в «Повороте винта»

Одна из загадок повести «Поворот винта» – резко обрывающийся финал, который вызывает недоумение, не давая ключа к неразрешенным загадкам. Мы считаем, что ответ авансом содержится в прологе: в нем читатель наблюдает (скорее всего, не замечая наблюдаемое) то, как работает «сокрытый двигатель» повествования. Его ядро заложено в истории о мальчике, который, увидев привидение, будит мать, чтобы та рассеяла страх и успокоила, чего та не успевает сделать, поскольку видит то же (the same sight) и удваивает переживаемый ребенком аффект (что и есть «поворот винта»). Безымянная гувернантка дарит историю Дугласу, тот повествователю, повествователь читателю, – при этом происходит трансляция чары, которая не рассеивается, как не исчезает призрак, явившийся мальчику. В сущности, это плод сверхтонкой манипуляции, которую текст Джеймса производит с читательским сознанием! Сам о том (до поры?) не подозревая, читатель становится частью этого механизма, который обеспечивает интригующий эффект, только усиливающийся при повторном перечитывании.

Бушин Олег (МГУ им М.В. Ломоносова) Атмосфера «сверхъестественного ужаса»: выразительность финала в «Повороте винта»

В отзыве на повесть Г. Джеймса «Поворот винта» Г.Ф. Лавкрафт отмечал, что несмотря на «слишком елейное и изысканное» повествование, писателю всё же удалось создать «по-настоящему достоверное ощущение страшной угрозы», привнести в историю ощущение «сверхъестественного ужаса». Согласно Лавкрафту «сверхъестественный ужас» строится не столько на буквальном описании страшных событий и явлений, сколько на изображении психологических реакций персонажей на нечто необъяснимое, что не может быть вписано в привычную модель реальности и говорит об ограниченности знаний героев о мире.

В «Повороте винта» повествование фокусируется на внутреннем состоянии героини, окружающая реальность воспринимается ею через призму различных «сценариев», в которые она пытается себя вписать.  Она то «исполняет роль» героини то любовного романа, то готического, то детективного. Появление призраков «запускает» в сознании героини готический «сценарий», по-своему натурализующий сверхъестественное. В докладе мы рассмотрим финал повести: как в нем создается эффект «сверхъестественного ужаса»: как «естественная» смерть ребёнка становится «сверх-естественной», разрушающей картину мира героини.

Чеботарева Анна, МГУ имени М.В. Ломоносова «Мгновение длилось так долго…»: встреча с призраком как временной парадокс

Всякий раз, когда рассказчица сталкивается с призраком, в ее нарративе обнаруживается загадочная «необычайная минута» – аффективно заряженный временной провал. По нашим наблюдениям, такое событие встречи сопряжено с (также повторяющимся) мотивом «поворота». Само переживание, внутренняя наполненность «мгновения» — предмет столько же описания, сколько умолчания. Основная функция этих разрывов в развертывании сюжетного времени — вовлечение читателя, усиление «атмосферного» эффекта.

Левушкина Евгения (МГУ им. М. В. Ломоносова) О глаголе «знать» в форме первого лица в повести Генри Джеймса «Поворот винта»

В докладе рассматривается использование глагола «знать» в повести Джеймса. Наличие «знания», природа которого неясна, хотя ценность несомненна, в ряде коммуникативных ситуаций приписывается собеседнику (второму лицу) или третьему лицу/лицам. Особый интерес представляют эпизоды, в которых рассказчица, повествуя о своих усилиях проникнуть в «сговор» детей и призраков,  использует фразу в форме первого лица (I know), и такое употребление глагола встречается чаще всего. Но ее «знание» предшествуют восприятию, лишено эмпирической основы. Какое же действие она совершает, претендуя на знание? В разговорах с миссис Гроуз гувернантка утверждает «я знаю» и при этом заметным для читателя образом преувеличивает и лжет. Поскольку экономка играет роль мерила разумности, ее убеждение тождественно самоубеждению, между тем как читатель подозревает иллюзорность того и другого действия.

Волков Семен (МГУ им. М.В. Ломоносова) Scientia potentia est?

Мотив неравнодоступности знания пронизывает повесть Г. Джеймса «Поворот винта». Корень проблемы, на первый взгляд, очевиден. Гувернантка переживает — чем дальше, тем все более остро, – что ее подопечные знают больше, чем она, и ею же умело манипулируют. Почему-то призраки вступают в связь только с сиротками-аристократами, а защитить их от посягательств может только дочь сельского священника, в роли «правительницы» (govern — править, управлять). Обмена знанием между детьми и их учительницей, при всей тесноте общения, не происходит — и то же касается отношений между гувернанткой и миссис Гроуз, низшей по статусу, неграмотной и со всем послушно соглашающейся. Рассказчица остается в одиночестве: человек, с которым никто не хочет делиться.

Наличие знания, которым можно делиться, и сокрытие знания —  это альтернативные источники силы/власти. Власть может быть спасительной или разрушительной, предугадать результат ее использования оказывается невозможно. В рассказе Э. А. По «Человек толпы» герой-расследователь приходит к выводу, что есть книги, не дающие себя прочесть. Повесть Джеймса тоже заставляет нас следить за развитием расследования, чтобы подвести к парадоксальному заключению: его не стоило начинать, ибо есть знание, которое лучше не получать.

Мосина Карина (МГУ им. М.В. Ломоносова) Что, если это бунт детей?

Дети в повести Джеймса – повод к рассказу и герои рассказа. Они – беспомощные жертвы, которых рассказчица пытается защитить от сил зла, и они же – хитрые заговорщики, которые заодно с силами зла. Между злой волей (призраков) и доброй волей (гувернантки) – третья, детская. Дети чудесно-послушны, но сами учат свою воспитательницу свободе, естественности, музыкальности игры. Может быть, не призраки не используют детей, а дети – призраков в игре против воспитательных порядков взрослого мира? Для хорошего/плохого мальчика Майлза игра кончается трагически – исключением из жизни.

Ходорковская Полина (МГУ им. М. В. Ломоносова) «Представь себя на моем месте»: мотив вживания в повести Г. Джеймса «Поворот винта» и в романе «Единорог» А. Бьерке

В докладе затрагивается проблема актуализации положения наблюдателя в пространстве на примере повести Г. Джеймса «Поворот винта» (The Turn of the Screw, 1898) и романа А. Бьерке «Единорог» (Enhjørningen, 1963). Только после акта слияния перспектив в обоих произведениях рождается «полное представление» (full image) о событии: оно появляется у гувернантки в «Повороте винта» после ее становления на место призрака, и актрисе из «Единорога», играющей роль исчезнувшей девушки на месте происшествия, вдруг становятся известны все ее чувства, произнесенные слова. Элисабет (актриса) объясняет знание своими стараниями «проникнуться атмосферой дома».

Опыт локуса апеллирует к эмоциональной памяти. Воспоминание, привязанное к месту, становится иной действительностью. Этот ход напоминает концепцию «rememory» Тони Моррисон: существуют воспоминания, принадлежащие не конкретному человеку, но к локусу, открывая всем ему сопричастным возможность взаимпроницания. Опыт двух героинь поддается подобному описанию: обе пытаются черпать знание из источника, который разделяют с другими субъектами памяти.

Остробородова Глафира (МГУ им. М. В. Ломоносова) О лиминальности образа гувернантки в новелле Г. Джеймса «Поворот винта»

В современном научном дискурсе под «лиминальностью» понимают «пороговые» и пограничные состояния, с которыми человек сталкивается на различных стадиях своего развития или развития общества, членом которого он является. В настоящем докладе мы попытаемся проследить, с помощью каких художественных средств в новелле Джеймса конструируются лиминальные состояния – в частности, при создании образа рассказчицы. Также мы стремимся ответить на следующие вопросы: каким образом в новелле стирается грань между миром живых и мёртвых, между родным и чужим, между учеником и учителем? Почему в викторианской литературе за гувернанткой закрепилось сразу два клишированных, но противоположных друг другу образа – «the madwoman in the attic» и «angel in the house»? Как Джеймс их обыгрывает? И как именно многообразие лиминальных образов в новелле помогает создать атмосферу тайны и ужаса?

Нечаева Анастасия (ГМИРЛИ им. В.И. Даля) Упорядочение вразнос, или Стремление к Другому

Весомое место в текстовом пространстве повести Г. Джеймса «Поворот винта» занимает опыт «чужого» как неосвоенной (но стремящейся к освоению) формы Другого. Иллюзорная атмосфера стремления к порядку оказывается в повести Джеймса стремлением к разрушению и расщеплению (хаосу), что четко отражено в образе гувернантки. Ее неудержимая страсть к спасению воспитанников неожиданно разворачивается в сторону скандала. Чем более отчаянными становятся попытки понять и принять Другого, тем динамичнее нарастает атмосфера чужести и неизвестности. Стремление к успешному диалогу разрушает коммуникативные связи и работает на аффективную сторону повести.

                       

Акт 2.
Умолчания и звучания: как разглядеть и расслышать атмосферность

Сосина Елена (МГУ им. М. В. Ломоносова) О тишине и «атмосферных возмущениях» в повести Г. Джеймса «Поворот винта»

Многие исследователи, писавшие о повести Генри Джеймса «Поворот винта», обращали внимание на значимость в данном тексте таких категорий, как молчание и тишина. Например, отмечалось, что явления призраков в повести всегда происходят в условиях подчеркнуто жуткой тишины, тогда как звук голоса рассеивает наваждение.

В докладе предлагается, учитывая физическую природу звука и тишины и их бытование в физической среде, обратиться к первоначальному значению слова «атмосфера». Атмосфера – это воздушная среда, в которой распространяются звуковые волны. Атмосфера поместья Блай характеризуется стагнацией и тишиной (stillness). Приехавшая в поместье новая гувернантка и в буквальном, и в переносном смысле взволновывает местную атмосферу своей готовностью говорить самой и стремлением разговорить детей и миссис Гроуз. Дальнейшие события можно описать с помощью «метеорологической» метафоры: привнесение в застывший Блай движения (точнее – говорения) извне аналогично перемешиванию резко различающихся по своим характеристикам потоков воздуха, что способствует появлению оптических иллюзий. Призраки оказываются сродни миражу: с одной стороны, как порождения потревоженной атмосферы тишины и умалчивания, а с другой – как преломленное (через сознание гувернантки) отражение неких скрытых от читателей действительных обстоятельств.

Таким образом, повесть предлагает читателю погружение в атмосферу, благоприятствующую миражу, и, как следствие, сам мираж, но оставляет непроясненными любые более прочные и однозначные основания для его появления, что и вызывает реакцию недоумения, неуверенности и тревоги.

Тулина Антонина (МГУ им. М. В. Ломоносова) Как звучит молчание в «Повороте винта»?

Ключевую роль в повести Джеймса играет мотив молчания, который усиливает образ ненадежного рассказчика. Именно в тот момент, когда героиня видит призрака на одной из башен, она буквально слышит «то напряженное молчание, в котором потонули все вечерние звуки». Иллюзорность происходящего подчеркивается через отсутствие природных шумов («Грачи перестали кричать в вечернем небе»), словно действие переместилось в некий параллельный мир.

Поскольку героиня пребывает в беспокойных фантазиях, конструируя собственную реальность, молчание становится не только тревожным фоном, но и оружием. Например, она «прогоняет» приведение Квинта, не проронив ни слова («Само молчание – которое, быть может, стало той стихией, в которой растворился и исчез призрак»). В рассказе даже можно вывести «язык молчания», на котором общаются Флора (бессознательно) и главная героиня (уже сознательно). Однако стоит тишине нарушится, а волнующим мыслям повиснуть в воздухе, как начинает прослеживаться объективная реальность. Нарушенное табу на имя мисс Джессел вырывает читателя из иллюзорного мира героини и ставит под сомнение реальность всего происходящего.

Петропавловская Дарья (МГУ им. М. В. Ломоносова) Насилие как фигура умолчания: источник «нравственного смятения» (moral panic)

В позднем предисловии к «Повороту винта» Джеймс подчеркивал, что создание «достаточно общего представления о зле в целом» может послужить отправной точкой для множественных прочтений и интерпретаций, с учетом личного опыта читателей, культурного и социального контекста и т.п. Именно поэтому многие элементы сюжета оказываются вынесены за рамки повествования, что позволяет говорить об использовании приема умолчания в тексте произведения как одного из способов создания «атмосферы». На наш взгляд, объектом умолчания становится прежде всего насилие.

«Ненадежность» рассказчика, безусловно, провоцирует фундаментальную неопределенность в отношении «кодов», связанных с психологическими процессами, моральными и религиозными ценностями. Как отмечали исследователи творчества Джеймса, например, в сборнике статей ‘A casebook on Henry James’s The turn of the screw’, когда уровень интерпретативной тревоги достаточно высок, мы имеем дело с тем, что можно было бы назвать «критической моральной паникой» (‘critical moral panic’). В данном контексте тревога читателей усиливается не только присутствием сверхъестественных элементов, но и проникновением «атмосферы» греха в особую сферу, созданную «викторианской» рамкой идеи детской невинности, женской чистоты и «невыразимости» сексуального. Не объясненное возвращение Майлза из школы, порочный характер отношений мисс Джессел и Питера Квинта в прошлом, и что самое пугающее для миссис Гроуз – возможное аморальные и «противное природе» воздействие, оказываемое призраками на детей в настоящем – такими оказываются составляющие части категории насилия, реализуемой в интерпретациях новеллы Джеймса.

Таким образом, отказ от открытого отображения насилия создает пространство для «моральной паники», когда под вопросом оказываются нравственные и религиозные ценности как миссис Гроуз, так и самих читателей, а также нормы художественной и моральной интерпретации.

Москотина Маргарита (РГГУ) Саспенс как атмосферный эффект: от прозы Джеймса к сериалу 2020-го года

В задачи исследования входит выявление авторских приёмов формирования саспенса  у Генри Джеймса, которые могут или не могут быть использованы в произведении, предназначенном для экрана: какие тропы были позаимствованы режиссёрами у писателя, как интерпретированы и модернизированы под современную им публику.

Матях Виктория (МГУ им. М. В Ломоносова) Рождение хоррора из духа музыки: лейтмотивы в опере Б. Бриттена «Поворот винта»

Доклад исследует адаптацию повести Генри Джеймса – одноимённую оперу, созданную Бенджамином Бриттеном. Литературная двусмысленность, выраженная с помощью ненадёжного рассказчика, и атмосфера неопределённости, переосмыслена в музыкальных и сценических средствах оперы. Центральный вопрос, возникающий у читателей по прочтении повести – реальны ли призраки или это плод воображения гувернантки, – сохраняется в опере. Бриттен передаёт эту двусмысленность с помощью музыкальных лейтмотивов, диссонансов и повторяющихся тем, которые подчёркивают психологическую нестабильность героини. Камерный оркестр становится инструментом глубокого драматического анализа: стаккато струнных, тритоновые интервалы и глиссандо арфы усиливают чувство тревоги. Каждый персонаж оперы получает индивидуальную музыкальную характеристику, от зловещей мелодики призраков до амбивалентных детских мотивов Майлза и Флоры, создающих ощущение скрытой угрозы. Сценическая постановка оперы «Поворот винта» в Мариинском театре выделяется минимализмом и лаконичным визуальным языком. Освещение и работа с тенями создают атмосферу потустороннего ужаса, а символические декорации, такие как пустые рамы и наклонённые плоскости, подчёркивают замкнутость и хаос внутреннего мира героев. Опера Бриттена соединяет музыкальный и сценический язык для передачи субъективного восприятия героини, превращая её страхи и сомнения в центральный элемент повествования. Таким образом, адаптация Бриттена открывает новые уровни интерпретации произведения Джеймса, предлагая зрителям пережить атмосферу «ужаса неопределённости» посредством синтеза звука, света и драматургии.

Умерова Эльвина (СПБГУ) От текста к экрану: адаптация и трансформация «Поворота винта» Г. Джеймса в сериале «Призраки усадьбы Блай» М. Флэнагана

В докладе рассматриваются особенности адаптации и трансформации повести «Поворот винта» (The Turn of the Screw, 1898) Генри Джеймса в американском телесериале «Призраки усадьбы Блай» (The Haunting of Bly Manor, 2020) Майка Флэнагана. Основное внимание уделено переосмыслению готического жанра и психологической амбивалентности, составляющих ядро художественного текста Г. Джеймса. Кроме того, рассматриваются визуальные и кинематографические приёмы, используемые для создания атмосферы ужаса и напряжения, и их связь со структурой повести. Доклад позволяет продемонстрировать, что процесс адаптации в данном случае выступает не только как классическая интерпретация литературного первоисточника, но и как его модификация, позволяющая сохранить ключевые элементы повести, одновременно развивая его проблематику в соответствии с запросами и ожиданиями современной аудитории.

Бочкова Полина (МГУ им. М. В. Ломоносова) Опознание «другого» в повести Джеймса и фильме А. Аменабара «Другие»

В повести и фильме «другие» присутствуют в замкнутом домашнем пространстве, при этом трудно сказать, кто из них больше «свой» или «чужой». Зритель только в финале фильма узнаёт о призрачной природе главных героев, ведь внешне они неотличимы от людей. В итоге «другими» остаются все, независимо от того, на какой стороне они находятся. Рассказчица у Джеймса – «другая» гувернантка в глазах опекаемых ею детей, а также слуг и предполагаемо существующих призраков. Квинт поначалу опознаётся ею как чужой мужчина, и это появление (в качестве темного «заместителя» отсутствующего хозяина усадьбы) стимулирует её воображение, которое создаёт «других» и производит её собственного двойника – воительницу со злом. «Другость» внедряется в структуру личности – это происходит и в фильме Аменабара с Грейс, сошедшей с ума. По сути, в положении «другого» может оказаться любой герой, что лишает читателя и зрителя точки опоры, оставляя выбор перспективы за ним.

Левина Полина (МГУ им. М. В. Ломоносова) Голоса призраков: Звук в «Повороте винта» и «Невинных» (1961) Джека Клейтона

Повесть Генри Джеймса «Поворот винта», известная своей атмосферой неопределенности и возможностью двоякой интерпретации описанных в ней событий, наполнена звуками: мы слышим (представляем себе, читая) дождь, ветер, пение птиц, игру на пианино, колокола церкви, шаги. Исследователи не раз замечали, что почти все звуки, описанные в «Повороте винта», оказываются связаны с теми обстоятельствами истории, в реальности которых читателю нет причин сомневаться, в то время как со «сверхъестественным» в повести связана тишина, сопровождающая каждое появление призраков. Например, в первую встречу с Квинтом гувернантка замечает, что наступила тишина («the intense hush in which the sounds of evening dropped»), а в первую встречу с мисс Джессел – что Флора резко замолчала, когда та появилась на другом берегу озера. Звук, его наличие и отсутствие, таким образом, становится своеобразной «границей» между, с одной стороны, – реальным и фантастическим, а с другой – между «реальным» пространством произведения (пространством усадьба Блай) и ментальным пространством героини, в котором, согласно одной из возможных трактовок происходящего, и случаются встречи с призраками.

В фильме Джека Клейтона «Невинные» (1961), признанном одной из лучших киноадаптаций повести, эта граница, так чётко обозначенная наличием/отсутствием звука, стирается. Из специфики кино как медиума следует то, что звук в своей материальности становится одним из главных средств моделирования атмосферы тайны, загадки – появление призраков сопровождается уже не зловещей тишиной а, например, раскатом грома (последнее появление мисс Джессел). Кроме того, впервые гувернантка не видит, а именно слышит призраков – приехав в усадьбу, она слышит голос, который зовёт Флору. Важное значение для моделирования загадочной и жуткой атмосферы приобретают также, например, песня, которую напевает Флора, музыкальная шкатулка, смех и шёпот – все эти звуковые элементы маркируют пространство фантастического.

Таким образом, в адаптации повести Джеком Клейтоном звук теряет свою роль «маркера», разграничивающего реальное пространство с фантастическим / ментальным пространством героини, границы между пространствами стираются, что только подчеркивает атмосферу неопределенности и напряжения, оставляя возможность нескольких трактовок происходящего.

Алиева Дарья (Школа философии и культурологии НИУ ВШЭ) Звук, сводящий с ума: «Поворот винта» в платформенном сериале «Призраки усадьбы Блай» (2020)

Известно, что Генри Джеймс в повести “Поворот винта” для создания саспенса задействует различные «готические» звуки. Они же используются в современной адаптации повести – платформенном сериале “Призраки усадьбы Блай” (2020), но преобразуются, моделируя для зрителя опыт гаптического восприятия. В перспективе тактильной слуховой ауральности мы рассмотрим несколько звуковых приемов, использованных в сериале: 1) пространственные звуки (реверберация, низкие контрабасы); 2) странные созвучия (атональные партитуры); 3) недиегетическая тишина; 4) телесные и эрго-звуки (крики, дыхание); 5) индустриальные шумы (скрежет половиц, стук капель); 6) музыкальные лейтмотивы. Все эти приемы участвуют в создании особой, тревожной, атмосферности в сериале: работа со звуком тоньше и незаметнее работы с изображением и направлена прежде всего на создание неопосредованного воздействия, апеллирует к естественным физиологическим ритмам зрителя. От звука сложнее дистанцироваться, но он же создает недосказанность – а самое жуткое, пожалуй, и есть неизвестность.

        

Эпилог

И.В. Головачева, д.ф.н., проф. (СПбГУ) «Поворот винта» как территория свободы