Автор: Диана Немец-Игнашева

9 марта на филологическом факультете прошел открытый междисциплинарный семинар «Фотографический снимок: между воспоминанием и письмом», организованный в рамках исследовательского проекта «Литература и фотография». Семинар открылся увлекательной лекцией доктора психологических наук, профессора факультета психологии МГУ им М.В.Ломоносова Вероники Валерьевны Нурковой. Лекция была посвящена взаимодействию фотографического изображения и человеческой памяти. Занимаясь изучением автобиографической памяти, В.Нуркова обращается в частности к вопросу о том, каким образом фотография влияет на формирование наших воспоминаний о самих себе. Об этом она размышляет в своей книге «Зеркало с памятью» (именно так называли дагерротипы, фиксирующие изображение с помощью процесса взаимодействия серебра и ртути), эти проблемы были затронуты и в сообщении на семинаре. История развития фотографии как искусства и технологического процесса, основные функции и возможности фотографии прошлого, настоящего и даже будущего, наши отношения с фотографией как предмет психологических исследований – все это также вошло в круг тем, прозвучавших в докладе и следующей за ним дискуссии.

Во второй части семинара были представлены два доклада магистрантов кафедры общей теории словесности, продемонстрировавших связь фотографии, памяти и литературного текста. Анна Швец анализировала взаимную работу снимка и текста в книге Джеймса Руфуса Эйджи (James Rufus Agee) «Let Us Now Praise Famous Men», в которой повествование сопровождается фотографиями Уокера Эванса (Walker Evans). Снимок и текст в книге рассматривались докладчиком как нечто единое, целостное, равноправное. Доклад Анны Яковец был основан на анализе эссе Эрве Гибера (Hervé Guibert) «Совершенный снимок», где Гибер представлен в двух ролях – писателя и фотографа. Две части семинара, опирающиеся на исследования, осуществленные в разных областях наук о человеке – психологии и филологии, – отлично дополнили друг друга, создав цельную гармоничную картину. Разговор об опыте нашего общения с фотографией – изображениями, названными Х.Белофф, «личными иконами», играющими «важную роль в нашей психической жизни», – соединился с разговором о письме, этот опыт фиксирующем и осмысляющем.

Мария Гусак, Вероника Жабоклицкая,
студентки 4 курса филологического факультета МГУ

21 февраля на филологическом факультете прошли одно за другим два несвязанных друг с другом события – беседа с писателем Захаром Прилепиным, собирающимся вскоре отправиться в самопровозглашенную Донецкую республику в качестве батальонного политрука, и дискуссия «Я читаю только папирус: чтение вчера, сегодня, завтра», в рамках которой проблемы современной книжной культуры обсуждали литературный критик Галина Юзефович, программный директор Института книги Александр Гаврилов и школьный учитель Сергей Волков. Целевые аудитории этих встреч различались, и мало кто посетил оба события. А между тем этот четырехчасовой марафон публичной филологии был, на взгляд автора статьи, бесконечно интересен как слепок с современного общественного дискурса в наиболее типичных проявлениях – в его «патриотической» и «либеральной» версии.
Каждый, кто хоть раз читал современную российскую публицистику или открывал русский Фейсбук, знаком с этой неизбежной дихотомией: любой игрок публичного поля должен быть либо «государственником», либо «пятой колонной», третьего не дано; обе позиции предполагают четкий свод правил поведения и тесную идеологию, отступления от которой не прощаются. Автор этого текста, выросший на либеральной повестке, ничего хорошего от встречи с Захаром Прилепиным не ждал, ведь он – антигерой либерального дискурса: бывший нацбол, омоновец, дружил то с Путиным, то с руководством ДНР, прославился не только романами (которые принято хвалить), но и сталинистскими высказываниями (которые принято клеймить). Тем сложнее было впечатление от его речи: речи умного, симпатичного человека, который мастерски владеет аудиторией и заставляет себе верить. Глядя на этого приятного, начитанного филолога, трудно было себе представить того одиозного сталиниста, каким Прилепина принято изображать в либеральных кругах (и каким он сам порой выступает в своих эссе). Хотя, наверное, большая часть аудитории содрогнулась от его милитаристских высказываний («Русские писатели всегда были за войну»), в некоторых его суждениях о русском мире и русской литературе чувствовалась если не правота, то обаяние.
Когда Прилепина спросили о главных идеях русской литературы, он сначала пытался отделаться общими рассуждениями о том, какая же эта литература великая и влиятельная, – а потом все-таки сформулировал три основные мысли: «Бог есть, Россия святая, ты ответишь за все». Не скажу за всю русскую литературу, но трудно было в этот момент не вспомнить Ф.М. Достоевского с его православием, национализмом и формулой «Каждый человек ответственен перед всеми за всех» («Братья Карамазовы»). И, может быть, глупый и неуместный, но практически неизбежный вопрос о том, какую бы роль в современном публичном пространстве занимал Достоевский, завладел, наверное, умом не только автора статьи. Такой же эффектный, то ли ультраправый, то ли ультралевый, революционер, ставший государственником, – вполне возможно, что он является для Прилепина ролевой моделью наравне с его учителем Лимоновым, который на Достоевского тоже, конечно, ориентировался. В общем, противостоять убедительности Прилепина было и так непросто, а уж когда за его плечами выстроился «взвод» более или менее канонизированных русских писателей, это стало задачей совсем тяжелой.
«Что вам больше нравится – писать книги или убивать врагов?» – спросили у Прилепина в конце встречи, и он только загадочно усмехнулся, мол, до чего наивные вопросы задаете. Действительно, морализировать под давлением такой харизматической личности не хочется – вспоминать жуткие исторические примеры подобным образом работавшего популизма не хочется тоже. Хочется оставаться максимально бесстрастным – но легко ли это, когда на твои эмоции бесконечно давят, апеллируя то к любимым книжкам, то к заветам «демократии во всем мире», то к удовольствию послушать байки. Над последними аудитория то и дело заливисто хохотала,  таким образом поддерживая говорящего в, может быть, чуть большей степени, чем хотелось бы автору этого текста.
Через несколько минут после встречи с Прилепиным началась другая встреча – с Галиной Юзефович, Александром Гавриловым и Сергеем Волковым – с заявления о том, что социологии чтения в России нет, статистики продаж и тиражей толком не ведется и говорить, в общем, не о чем. После рая прилепинской Небесной России мы снова спустились на грешную землю России либеральной интеллигенции – страны, в которой надеяться не на что, но можно, как было сказано уже ближе к концу дискуссии, стоически «возделывать свой сад». Участники встречи делают это по-разному: Александр Гаврилов организует различные инициативы внутри книжного рынка и служит доцентом кафедры проектов в сфере культуры НИУ ВШЭ, Галина Юзефович пишет критические статьи и преподает студентам совместного бакалавриата НИУ ВШЭ и РЭШ зарубежную литературу и навыки критического мышления и академического письма, бывший учитель 57 школы Сергей Волков возглавляет Гильдию словесников, занимается организацией Всероссийской олимпиады школьников по литературе и преподает на филфаке НИУ ВШЭ.  (В НИУ ВШЭ Захара Прилепина, кстати, не зовут – наверное потому, что, по его терминологии, слишком оторвались от корней и от «русской хтони»).
Говорили долго и много, но интереснее всего о том, почему та или иная книга становится популярной и о чем это говорит. Процитировали Ипполита Тэна, высказавшегося о небывалой славе посредственной в плане художественных достоинств книги «Хижина дяди Тома»: «Популярная книга – голос народа, погребенный под землей». Популярная книга, по словам спикеров, – это ответ на невнятное мычание, неотрефлексированную потребность общества. В пример приводили феноменального «Гарри Поттера» и (как более маргинальное и точечное явление) «Пятьдесят оттенков серого». Но фраза Александра Гаврилова: «Бессмысленно описывать книгу как набор того, чего в ней нет, – интереснее попытаться понять, что в ней есть, даже если это не вписывается в рамки наших представлений о плохом и хорошем» – заставила вспомнить о предыдущем филфаковском госте: будучи с общеинтеллигентской точки зрения чем-то за гранью добра и зла, он с каждой своей новой книгой стабильно входит в десятку лидеров продаж книжного магазина «Москва» (на которую, по словам Гаврилова, более-менее можно опираться). Правда, говорить о «неотрефлексированной потребности» в случае Прилепина можно едва ли – тренд, в который он вписывается, не то что хорошо отрефлексирован, а стучится буквально в каждую дверь, и называется этот тренд «консервативная революция». В Европе недавно взлетел сериал «Молодой Папа», главным героем которого является некий радикально консервативный лидер Католической церкви, – почему бы в России не быть популярной и читаемой талантливой пропагандистской книге Прилепина «Взвод» о том, как русские писатели Золотого века не брезговали воинским долгом перед родиной? Прилепин, никогда, пожалуй, не был такой актуальной фигурой, как сейчас; через него общество не то что невнятно мычит – оно кричит (правда, тоже не очень внятно).
Конечно, необходим был разговор и о том, как на российскую литературную дискуссию влияет наличие обязательной школьной программы с первого по одиннадцатый класс. Реплики по большей части были пессимистические: дети отучаются (или никогда не научаются) читать из-за слишком больших объемов обязательного чтения; ритуалы и навыки чтения не воспитываются. Школьная программа, образовательные стандарты, прихоти Министерства образования – все эти репрессивные феномены не лучшим образом влияют на культуру чтения в России. Главное для учителя, по словам Волкова и Юзефович, – сделать так, чтобы ученики после завершения курса захотели самостоятельно вернуться к чтению; системой же этого как будто вовсе не предполагается. В конце спикеры дошли до идеи о том, что навыки чтения дают конкурентные преимущества и востребованы в крупных корпорациях,  и споткнулись об нее, как о что-то противное и неизбежное: хочется оставить чтение самоценным, но, как выяснилось, в современном мире это задание трудновыполнимое – поэтому остается только «действие без надежды», стоический труд на благо просвещения.
На филфаке учишься в основном культуре ради культуры, постоянно слыша от преподавателей магические определения филологического поприща: «Вы жрецы, вы хранители, вы обладатели тайного знания»… Тем больнее – и необходимее – сталкиваться с реальностью публичного поля современной России, в котором, как иногда кажется, единственный выбор, который тебе доступен, – выбор между разного рода конъюнктурой (коммерческой и/или политической) и пожизненной усталостью умного стоика (который нет-нет да тоже рискует оказаться в какой-нибудь конъюнктуре – жить-то надо). Ощущение страшной безыдейности, пустоты, которую хочется заполнить хоть чем-нибудь, хоть какой-нибудь десять раз обсмеянной «Святой Россией» (и многие заполняют), – это именно то ощущение, с которым входят в жизнь сегодняшние молодые люди (см., например, прогремевший недавно фильм Серебренникова «Ученик» – он как раз об этом). Многие из нас надеются на то, что нам удастся с достойной Георгия Победоносца грацией поразить гниющие останки не в меру эклектичного и коммерциализированного постмодерна, но каким именно образом – вопрос пока открытый.
Екатерина Вахрамеева, студентка кафедры общей теории словесности, 4 курс
P.S. Придя домой, автор текста зашел в Фейсбук Галины Юзефович – и увидел, что ее, оказывается, недавно подвергли травле в социальной сети за слишком, с точки зрения  ее либеральных подписчиков, уважительное высказывание о…Захаре Прилепине. Круг таким образом замкнулся.

Шекспир в кино: радикальные прочтения

Текст: А. Морева, И. Искендирова
Фото: Б. Гайдин и Т. Сакулина
Видео: выражаем благодарность Борису Гайдину за видеозапись мероприятия

Уильям Шекспир является одной из центральных фигур западного литературного канона. Неудивительно, что с самого момента зарождения кинематографа произведения английского драматурга оказались востребованными как среди режиссеров, так и среди зрителей. Такой мыслью открыл круглый стол известный киновед А.М. Шемякин (МГУ, НИИК ВГИК).

Постепенно шекспировские тексты стали частью массовой кинокультуры: уже более века адаптации пьес не сходят с экранов. За это время был сформирован своеобразный кинематографический канон, центральное положение в котором предсказуемо занимают фильмы, признанные «эталонными» (например, фильмы Лоуренса Оливье и Григория Козинцева). Параллельно с этим существует «другой» Шекспир, обнаруживающий себя на территории эксперимента, на границе культур, сообществ, языков медиа. Шекспировские тексты переносятся в реальность другой среды/эпохи, «присваиваются» субкультурами, радикально трансформируются и начинают независимое существование в киноверсиях. В рамках круглого стола участники обсудили, как средствами кинематографа конструируется «другой» Шекспир и каким образом трансформируется шекспировская театральность, вступая в диалог с системами других искусств и современными медийными инструментами.

По данным интернет-кинобазы IMDb, число фильмов по мотивам произведений Уильяма Шекспира достигло уже 1245. На сегодняшний день наиболее экранизируемой пьесой является «Гамлет» (106 версий), за ней следуют «Макбет» и «Ромео и Джульетта». При таком огромном количестве разнообразных киноадаптаций возникает закономерный вопрос: что остаётся в них от шекспировского материала и уместно ли требовать от режиссера «верности оригиналу»?

Организатор круглого стола П.Ю. Рыбина (МГУ) полагает, что фильмы следует рассматривать не столько в связи с произведениями драматурга, сколько в диалоге с существующей кинотрадицией. На примере фильмов «Гамлет идет в бизнес» (реж. Аки Каурисмяки, 1987) и «Гамлет» (реж. Майкл Алмерейда, 2000) докладчик продемонстрировала преемственность адаптаций и рассказала об интертекстуальном подходе к их анализу, обозначив важность режиссёрской игры с двумя режимами восприятия – зрительским и читательским.

Б.Н. Гайдин (Московский гуманитарный университет) отметил, что кинематографисты ориентируются не только на «шекспировские» фильмы, но и на всю национальную традицию в целом. С этой точки зрения, фильм «Мой личный штат Айдахо» (реж. Гас Ван Сент, 1991) является одновременно и адаптацией исторических хроник «Генрих IV» (1 и 2 части) и «Генрих V», и типичным американским роуд-муви. Ещё об одной картине, в которой «национальное» выходит на первый план и трансформирует шекспировский текст, рассказал И.А. Рыбко (РГГУ). Фильм «Бесплодные усилия любви» (реж. Кеннет Брана, 2000) погружает героев комедии в атмосферу мюзиклов золотого века Голливуда с примесью джаза и современной поп-культуры.

Важность исторического контекста в понимании адаптации отметил А.И. Апостолов (МГУ, ВГИК). Он проследил судьбу образа Гамлета в советской кинотрадиции, сосредоточившись на «эталонной» версии трагедии Шекспира Григория Козинцева (1964) с Иннокентием Смоктуновским в главной роли. Дальнейшую историю бытования мема «гамлетизм» в отечественном кинематографе Апостолов анализирует на примере «профанных» реплик («Берегись автомобиля» Э. Рязанова, 1966; «Преферанс по пятницам» И. Шешукова, 1984; «Гамлет XXI век» Ю. Кары, 2010; «Изображая жертву» К. Серебренникова, 2006).

Д.А. Иванов (МГУ) на примере пьесы «Двойное вероломство» показал, что процесс адаптации интересно проблематизировать не только в связи с переводом произведения на язык кино, но и в историко-литературной перспективе. В докладе прослеживается история (пере)создания «Двойного вероломства» (Дж. Флетчер, Л. Теобальд) и подчёркивается подвижность ориентиров в понимании авторства пьесы, включённой, наконец, в официальный шекспировский канон.

В докладе А.А. Евдокимова (МГУ) продемонстрировано, каким образом создатели фильма «Цезарь должен умереть» (реж. Витторио и Паоло Тавиани, 2012) напрямую связали Шекспира с современной действительностью. Эта документальная драма посвящена реальной постановке трагедии «Юлий Цезарь» в римской мужской тюрьме «Ребибия». Такой приём позволил режиссерам подчеркнуть важную для них мысль: участие в театральных практиках способно трансформировать человека. Ту же тему преображения с помощью театра в фильме «Красота по-английски» (реж. Ричард Эйр, 2004) выделила И.М. Искендирова (МГУ). В нем постановка трагедии Шекспира «Отелло» становится площадкой для игры гендерными стереотипами, позволяет персонажам отрефлексировать способы репрезентации феминного и маскулинного.

Еще один вид театрального искусства был в центре внимания Е.А. Калининой (МГУ). Сосредоточив внимание на балете Анжелена Прельжокажа «Ромео и Джульетта» (в киноверсии А. Тарта), докладчик продемонстрировала механизмы превращения классической трагедии в хореографическую антиутопию. Музыкально-сценографические решения постановщика – основа интригующего процесса, в котором шекспировский материал становится отправной точкой формирования новых художественных смыслов.

Сегодня классические тексты нередко становятся частью масштабных, трансмедийных проектов. О новых функциях, которые наследие драматурга выполняет в современном медиапространстве, рассказала А.С. Морева (МГУ). Уделив внимание проекту Британского Совета Shakespeare Shorts, участникам которого предложено переосмыслить сюжеты знаменитых пьес в формате короткометражного кино, докладчик рассказала, как был организован показ этих фильмов во время ярмарки интеллектуальной литературы Non/fiction (Москва, 2016).

Тенденцию к редукции, своеобразной инволюции, сворачиванию к простейшим элементам ради выживания, А. М. Шемякин считает ключевой в современном кинопроцессе (это имеет непосредственное отношение и к адаптационным практикам). А.А. Новикова (НИУ ВШЭ), напротив, с ним не согласилась и высказала уверенность в том, что упомянутые тенденции к упрощению явлений одного медийного инструмента (кино) не всегда означают «упрощение» в свете трансмедийного бытования текстов. Для проблематизации существования наследия Шекспира в мировой культуре докладчик предлагает, сославшись на работы Л. Мановича, пользоваться термином «база данных». В качестве положительного примера коммуникации с «базой данных» классики обсуждается такая образовательная инициатива как лонгрид (интернет-публикация, включающая в себя текст и различные мультимедийные элементы). Один из лонгридов, посвященный постановкам «Гамлета», явился иллюстрацией интереса студентов медиа-факультетов к классическому материалу, а значит ещё одним подтверждением витального потенциала самого материала (в разных медийных средах).

Важный вклад к дискуссию внёс В.С. Макаров (ПСТГУ), предложивший рассмотреть ещё один медийный образ шекспировского материала – видеоигры. Рассказав о нескольких подобных проектах, докладчик подчеркнул, что его интересует, как визуальное (в том числе кинематографическое) и текстуальное взаимодействуют в компьютерной игре, в частности, в рамках модели Дж. Марри (immersion – transformation – agency).

Выход Шекспира за пределы литературы и кино позволил участникам дискуссии обсудить тему адаптационных практик в современной культуре в целом, не ограничиваясь лишь одним медийным инструментом. Таким образом, мероприятие переросло формат круглого стола, а разговор получился намного шире, чем изначально задумывался.

Программа

11:00 Открытие круглого стола

11:10 – 11:30 Шемякин А. М. (МГУ, НИИК ВГИК) Классика как масскульт. Заметки к теме

11:40 – 12:00 Новикова А.А. (НИУ ВШЭ) Шекспир как «база данных»: от кино к трансмедиа

12:10 – 12:30 Гайдин Б. Н. (Московский гуманитарный университет) Шекспир в кино 1990 – 2010-х годов: национальное и глобальное

12:40 – 13:00 Апостолов А. (МГУ, ВГИК) «Гамлетизм» послевоенного отечественного кино: от Козинцева до Серебренникова

13:10 – 13:30 Рыбина П. Ю. (МГУ) Радикальные киноадаптации «Гамлета»: где искать оригинальный текст? (на материале фильмов А. Каурисмяки и М. Алмерейды)

13:40 – 14:00 Перерыв

14:00 – 14:20 Иванов Д. А. (МГУ) Шекспир и «Двойное вероломство»: адаптация адаптации

14:30 – 14:50 Макаров В.С. (ПСТГУ) Шекспировские виртуальные миры: кинематограф и компьютерные игры

15:00 – 15:20 Евдокимов А. А. (МГУ) Тюрьма и сцена: «Юлий Цезарь» У. Шекспира в фильме братьев Тавиани «Цезарь должен умереть»

15:30 – 15:50 Калинина Е. А. (МГУ) «Ромео и Джульетта» А. Прельжокажа как хореографическая антиутопия (на материале фильма «Ромео и Джульетта», реж. А. Тарта)

16:00 – 16:20 Перерыв

16:20 – 16:30 Искендирова И. М. (МГУ) «Отелло» У. Шекспира как средство обретения гендера (на материале фильма «Красота по-английски»)

16:40 – 16:50 Рыбко И. А. (РГГУ) «Бесплодные усилия любви» К. Браны: история одной неудачи?
17:00 – 17:10 Морева А. С. (МГУ) Шекспир сквозь призму современного короткометражного кино