22 мая на кафедре общей теории словесности состоялась встреча с Павлом Арсеньевым, поэтом и главным 
редактором журнала “Трнанслит”.
Комментарий участника встречи Анатолия Корчинского (РГГУ):
Боль гуманитарных наук (не только литературоведения) – понятие контекста. Некоторые социологи предлагают его вообще упразднить, так как с их точки зрения “нет ничего кроме/вне контекста”, а само это понятие со временем стало означать только одно: “контекст” – это то, в чём филолог/историк/культуролог, изучающий “текст”, довольно слабо разбирается и, в общем, не хочет разбираться (сюда идут и “опыт”, и “среда”, и “практика”, и “идеология”, и медиумы, и социально-экономические процессы, и всё, что угодно). А тут – стройная и радикальная теория контекста. Даже пресловутый неоформализм начинает “работать”, и по-новому, а не превращается в очередной повод вспомнить хороших людей – Шкловского, Тынянова, Эйхенбаума и др., как часто бывает. Мне, кстати, теоретический жест Павла и его товарищей очень напоминает то, что говорит С.Н. Зенкин про энергетический коммуникативный мимесис (наверное, его стоило бы переименовать в “материально-медиальный”). Его теория, если вспомнить книжку про сакральное и другие его – по сути, антропологические – опыты о мимесисе, сложнее и своеобразнее, но направление мысли схоже (у Павла, впрочем, очень подкупает последовательный историзм в рассмотрении “сцеплений” текста с медиальным контекстом). И, между прочим, и в том, и в другом случае можно видеть схожие дефициты. Например, резкое противопоставление “семиозиса” и “медиума”/”мимесиса”, “содержания”/”материала” и “формы”, которые фактически исключают друг друга, несмотря на успокаивающие оговорки докладчиков, что “содержание” они любят не меньше “формы” и вовсе его не отрицают. При этом центральный вопрос нашего филологического “золотого века” – 1910-20-х гг. – вновь остается даже не поставленным: как сделано “содержание”? От его решения будет зависеть понимание того, что оно, это содержание, собственно, есть, и как вследствие этого мыслить форму. Об этом говорили умные критики формалистов вроде Волошинова-Медведева-Бахтина – еще до того, как “идейное содержание” навязло на зубах и герменевтически понятая семиотика захватила все позиции в гуманитаристике. А ведь материально-чувственный опыт, за который ратуют ребята, это в общем, тоже в каком-то смысле “содержание” произведения! Отсюда оговорка про французское sens. И вот – где находится это содержание, где его место, каким образом можно говорить о “содержательности формы” и “формах содержания”, о которых медиологи тоже пытаются говорить?
Редакция